– А мечи откуда? — подозрительно спросил воин.
– Так это... Кхм...
Я оглянулся на своих вроде как в смущении.
– Это... На дороге... Пристали... Рыцарь со слугами. Хотели ограбить, а нас в холопов превратить. Не смотрели, что мы вольные... ну мы их и... кхм! Я с луком-то умею немного...
– Понятно.
Мужчина покачал головой, убрал кинжал и сделал знак воинам. Не скажу, что поверил. Может, решил, что мы не представляем для него опасности.
– Что вам надо?
– Нам бы верную дорогу узнать. И... если можно... расспросить. О городе, о герцоге. Как он, людей принимает? Не гонит прочь? Сколько платит, что делать велит...
– А его родословную рассказать не надо? — съязвил мужик. — Много хочешь знать! За такие вопросы у нас герцогский распорядитель велит в подвал сажать и пытать, не подослал ли кто.
– Ого!
– Подъезжай, чего застыл! И дружки твои...
Парни пустили коней шагом. Резких движений не делали, руки к оружию не тянули. Впрочем, вооруженным с местной точки зрения был только Антон. Я подошел вплотную к повозке. Возница вернулся к колесу, прилаживая его на ось. Воины перевели внимание на лес, не забывая, впрочем, посматривать на нас.
Женщина спрятала нож и стала поправлять охапку шкур, что были навалены в повозке. Из-за них вдруг раздался сухой прерывистый кашель.
Я от неожиданности едва не вздрогнул и посмотрел на мужика. Тот хмыкнул, озабоченно почесал лоб.
– Кто там?
– Не твое дело. Самир! Скоро ты закончишь?
– Почти готово! Еще немного.
Я обошел повозку и встал у изголовья. И не сразу разглядел в куче шкур бледное личико. Женское. Точнее, девичье.
– Кто это?
Мужик засопел, покосился на воинов, что следили за мной.
– Больная?
– Что, испугался? Можешь езжать дальше. На следующей развилке разметочный камень. От него налево до Партика. Там стоят две сотни из полка герцогской дружины. Хотел на службу — вот тебе и шанс.
– Благодарю.
Кашель опять повторился. Надрывный, выворачивающий нутро. А потом тихий стон.
– Что с ней?
– Что-что?! — раздраженно повторил мужик. — Не видишь — лихоманка! А-а, ладно! Это дочь купца Мартина. Слышал, наверное, о таком? Он часто в королевстве бывает. Жемчуг, меха, шкуры возит. Я его приказчик. Ледооком кличут. Его дочь гостила у меня в деревне. Вот недоглядел — ночью с подружками пошла купаться. Тем ничего, а она слегла. Бабка-знахарка лечила ее, но не помогло. Везем отцу. У него есть знакомый лекарь. Знаменитый врачеватель. Правда, стоит его лечение дорого. Но Мартин ничего не пожалеет ради дочери. Она на выданье...
Я склонился над девчонкой, посмотрел налицо. Лихоманка... Дыхание частое, с хрипоцой, губы обветрены, на подбородке слюна розоватого цвета. Женщина на моих глазах вытерла ее полотенцем. Бледность заливает щеки и уходит ниже, до шеи. Тронул лоб — огненный.
– Ты чего?
– Подожди.
Снял шкуры с груди и поднес ухо, прислушался. Отчетливые хрипы вперемешку со стонами.
– Отойди от нее! — Один из воинов взял копье наперевес и подъехал к повозке. — И руки убери!
Я оглянулся на Ледоока.
– Я не сделаю ничего плохого. Пусть не мешает.
Уверенный тон и спокойствие подействовали на приказчика. Не понимая, что я делаю, удивленный странными маневрами, он тем не менее решил не лезть. Махнул рукой, останавливая не в меру бдительного воина, и спросил:
– Ты лекарь?
– Что? А-а... нет. Но я был учеником лекаря... недолго. Пока тот не уехал. О такой болезни слышал.
Девчонка то ли от голосов, то ли от моего прикосновения очнулась. На меня глянули воспаленные глаза, полные боли.
– Как тебя зовут?
–Лада.
Голос дрожит, слаб, как писк котенка.
– Красивое имя. Милая, покажи язык. Пожалуйста.
Ледоок всхрапнул, побагровел. Протянул ко мне руку.
– Ты что делаешь?
– Я сказал — не лезь! — Против воли голос был жестким и властным. Не таким должен быть он у крестьянина и даже ученика лекаря. — Худого не сделаю. Лада, покажи язык.
Девчонка слабо, едва заметно улыбнулась и с трудом открыла рот. Язык обложен, горло тоже. Жаром так и пышет.
– Что болит?
– Все.
– А сильнее?
– В груди и боку.
Она опять закашлялась. Сухой до отвращения кашель причинял ей неимоверные страдания. Зрачки глаз стали размером с монету. На губах опять выступила мокрота. Ржавого цвета. Кровь... Лихоманка, значит?.. Пневмония. Иначе — воспаление легких. Причем двухстороннее.
– Давно заболела? — повернулся я к Ледооку.
– Седмицу назад. Может, чуть больше.
– Чем ее лечили?
Тот пожал плечами.
– Я ж не лекарь... Бабка что-то давала. Не помогло.
– Не помогло! — передразнил я. — Долго вам еще ехать?
– День.
Я поправил шкуры на девчонке (та ощутимо дрожала и опять впала в забытье).
– Бредила?
– Да.
Ледоок посмотрел на женщину.
– Это служанка. Она с ней все время.
До этого женщина не произнесла ни слова, но сейчас подняла голову и посмотрела на меня.
– Бредит, — глухим голосом сказал она. — Кашляет, стонет. Кровь идет. Жар...
– Ясно. — Я повернулся к приказчику. — Вы ее можете не довезти. У девчонки кризис. Легкие... в смысле нутро воспалено. Уплотнение легочной ткани, с... а-а, ладно. Все равно не поймешь! Скоро температура резко упадет, наступит коллапс. Не слышал?
Тот помотал головой. Лицо стало бледным, как у девчонки. На нем ответственность за нее, а отвечать перед отцом.
– Ч-что делать? — слегка заикаясь, спросил Ледоок.
Я вздохнул и оглянулся на парней. Только забот с больными не хватало. Но ладно. Они нам помогли, подсказали короткий путь. Надо отплатить добром за добро. Да и малышку жалко. На выданье? Возраст сейчас трудно определить, но не меньше шестнадцати. Самый сок...