– Чего это он?
– А-а... Здешний клоун.
– В смысле?
– В смысле придурок. Живет на торгу, делает всякую грязную работу. Его все знают, охотно нанимают. Вот он и трется возле рядов. Слушает разговоры, сплетни, слухи. Память хорошая и воображение богатое. Вот он мне и выложил кучу таких историй...
– Ясно. — Я незаметно глянул на часы. — Пора сваливать. Я кое-что узнал у балаганщиков.
– Я тоже кое-что выяснил. Торговцы, как и все, любят посплетничать. О своих делах ни гугу. А о чем другом — пожалуйста. Что делать будем?
– На постоялый двор. Перекусим и выедем. Если успеем, можем поехать с циркачами. Они вроде как в дорогу собираются. Нам по пути. Не будет проблем с выбором направления.
Разговаривая, мы миновали столы и вышли к дороге. Встали, пропуская несколько подвод, битком набитых тюками, свертками и мешками. Кто-то хорошо затарился.
– ... А судьба твоя будет нелегкой. Тяжелой. Но ты сильный, могучий, смелый... Врагов победишь, любовь свою отыщешь... Будете жить хоть и небогато, но долго и счастливо...
Я обернулся на голос. Рядом, буквально в пяти шагах сидела давешняя гадалка. Перед ней стоял молодой здоровый парень. Румянец во всю щеку, грудь колесом, шея, как у быка. Широкие ладони теребят вышитый пояс. На лице смущение и радость.
Гадалка на парня почти не смотрит, вперила взгляд в кости и бурчит под нос. Но бурчит хорошо поставленным голосом:
– ... Только не ходи на войну проклятущую. Послушай мать с отцом.
– Но как же, бабушка? Я ведь не юродивый какой.
– Я сказала — не ходи! Ратные дела тебя не минуют. Но время еще не пришло. Не то сложишь голову буйную в первом же бою.
Говорила бабка каким-то уж слишком образным языком. Словно былину рассказывала. Впрочем, такой слог, видимо, лучше воспринимался людьми. Мол, гадалка, значит, и слова должны быть мудреные.
Парень кивнул, положил перед бабкой монету и ушел. На лице смятение и задумчивость.
– Почем опиум для народа?.. — насмешливо заметил Антон. — Народные суеверия приносят неплохой доход. Бабуля, пока я здесь сидел, человек пять успела обработать. Все, кроме одного, ушли довольные.
– А один?
– А один аж побелел...
У бабки оказался хорошим не только голос. Но и слух. Слова Антона она расслышала, подняла голову. На нас взглянули карие глаза. Уставшие, печальные и понимающие.
– Господа совсем не верят в предсказания? Напрасно...
Антон фыркнул.
– Бабусь, ты деньги зарабатываешь, ну и продолжай. А нам мозги не пудри. В смысле — не болтай ерунды. Предсказания!..
Старуха бросила кости в стаканчик, немного потрясла его и опустила на колени.
– Я могу и без денег сказать, кто вы...
Я вздохнул, посмотрел на старуху. Только гаданий мне сейчас не хватало. Но послать ее куда подальше нельзя — зачем обижать пожилого человека?..
– Ну говори.
Гадалка вдруг встала. С трудом передвигая ноги, подошла вплотную и мягко произнесла:
– Дай левую руку.
Я вытянул руку и повернул ладонью вверх. Вроде по ладони гадают. Но гадалка ладонь проигнорировала, схватил за запястье. Пальцы оказались на удивление крепкими, и от них шло приятное тепло.
Несколько секунд помяв запястье, она подняла голову и заглянула мне в глаза. Зрачки сузились, стали размером с точку.
– Мертвец, оживленный могучей силой. Пришедший из небытия, наделенный мощью неведомой. Владыка всех живых... Кровь на пути твоем, кровь за спиной твоей. Творя зло, ты приносишь добро. Убивая врагов, спасаешь жизни. Ты не воин, но сильнее ста воинов. Перед тобой должны склониться короли и цари. Но тебе нет дела до них, как нет дела им самим до муравьев и букашек. Твое время еще не пришло, а когда придет, мир изменится... И не будет тебе покоя бесконечное множество веков...
Она вдруг замолчала, отступила и зашептала под нос то ли заклятие, то ли молитву.
Я недоуменно пожал плечами, глянул на Антона. Тот от удивления аж рот раскрыл.
– А я, бабуся?
– Кто с владыкой по пути страшному идет, тот сам владыкой станет. Через боль и утраты обретет могущество и власть. И не будет ему радости...
Антон присвистнул, покачал головой.
– Ни фига себе погадали!..
Бабка стояла перед нами, продолжая шептать. Пальцы рук сплетались в замысловатые узлы.
– Как ты это делаешь? — спросил я.
Гадалка мигнула и вполне нормальным голосом ответила:
– Не знаю. Что-то шевелится в голове. Болит. Я словно вижу тени, фигуры... Когда напрягаюсь — вижу четче. И рассказываю, что вижу.
– И так каждый раз?
– Нет. Если каждый раз, то с ума сойду от боли. Редко когда заглядываю в неведомое. Простым людям это не надо. Я просто смотрю на них и говорю, что вижу. А другим... другие хотят слышать то, что им нужно.
Я опять покачал головой. У бабуси врожденная способность, это ясно. И ничего особенного здесь нет. Ну есть склонность к прорицанию. Чего удивляться?
Ведь не удивляемся же мы, когда штангист поднимает над головой вес, какой обычному человеку и от земли не оторвать. И когда прыгун с шестом взлетает на шесть с лишним метров тоже воспринимаем нормально. И умение отдельных индивидуумов перемножать за секунду пятизначные цифры тоже не вызывает суеверный ужас.
Все это — предсказание, умение притягивать предметы, умение отжиматься по пять тысяч раз, способность. сидеть под водой не дыша по полчаса, способность переносить мороз, жару и другие, не менее невероятные вещи — части скрытого в человеке потенциала. Раскрыть который мы пока не в состоянии.
Зато в состоянии ахать и охать, глядя на тех, кто чуть вышел за рамки обычного...
– Держи. — Я протянул старухе золотую монету. Из наших стратегических запасов. — За правду.